Никогда не следует начинать статью с вопроса…

Как говаривал некогда мой уважаемый научный руководитель:

«Не следует использовать стиль изложения, принятый в журнале «Техника-Молодёжи»: вопрос-ответ».

Но в данном конкретном случае невозможно не спросить: «Почему?!»

Почему я хочу говорить о спектакле, о драматургии, а мысли мои идут в предысторию, к рекламе? Что за наркотик сегодняшнего дня, без которого уже не воспринимается ни одно явление культуры? Люди становятся жертвами очередного всплеска заинтересованности, вызванного рекламой. Человек увидел по телевизору пару броских фрагментов из спектакля и купил билет себе, а также своим друзьям, которых хотел порадовать.

Начав непрофессионально — с вопроса, продолжив непрофессионально — не в тему, я, наконец, выхожу на нужную стезю — к анализу спектакля «Однорукий из Спокана», который был показан в апреле 2019 года в театре — ЦДР на Соколе по пьесе Мартина МакДонаха в постановке художественного руководителя ЦДР Владимира Панкова.

Зал театра небольшой, человек на 200, но был полон. Штрих не лишний, потому что речь опять пойдёт не о спектакле, а о зрителе. В состоявшемся действии зритель оказался наиважнейшей фигурой, хотя ничего не делал, только сидел на своём месте. Спектакль идёт без антракта, продолжительность 2 часа 20 минут, что соответствует поездке на электричке от Москвы до Владимира.

Всякое явление культурной жизни, как бы ни было оно хорошо, но хочется немедленно ругать, ну, хотя бы указать на недостатки. Прямо какое-то неодолимое стихийное желание любого причастного, любого свидетеля события: сразу сказать, что плохо, полагая, что то, что хорошо, все и так видят. Однако в случае со спектаклем «Однорукий из Спокана» следует начать от обратного, с указания на очевидные достоинства, а уж далее пойдут недостатки.

Ясное дело, если нам предлагают услугу или объект при помощи рекламы, мы подозреваем, что они имеют в себе что-то несовершенное, что реклама помогает преодолеть при помощи своих маркетинговых ходов, а в случае со зрелищем — подтолкнуть зрителя к билетной кассе. Реклама начисто порабощает пожилых, хорошо обрабатывает молодых, взращённых с чипом быстрого реагирования на СМИ, она, правда, настораживает трезвого человека, но в итоге и его пронимает. Поэтому зал был полон.

Сценография, эффекты, костюмы, музыкальные номера-вставки выполнены отлично.

Зрелищно. Со вкусом. С использованием современных эффектов. Впечатляюще показан пожар в конце спектакля. Работа актрис кордебалета слаженная, эффектная.

Милые лица-маски. Хорошие голоса. Об этом знал постановщик, поэтому излишне эксплуатировал их, и добился-таки, что они за два с половиной часа надоели.

Избыточность — роковая черта обсуждаемой постановки.

Страшная затянутость по сути бессодержательных сцен.

Многозначительность, за которой вроде бы должен быть важный смысл, но постановщик не озаботился построением логических цепочек, которые позволили бы зрителю понять его. Всё в сумме — отсутствие чувства меры, что есть признак отсутствия художественного вкуса.

Здесь очередной вопрос в духе «Техники-Молодёжи»: как может профессиональный постановщик, получивший хорошее образование, знающий высокие образцы и прошлого, и современности, — позволить себе безвкусие?

Ответ: легко. Нужно только определиться с задачей, для чего выполняется спектакль? Этот спектакль ориентирован на масскультуру. Автор постановки знает достойные образцы классики, артхаус, но они не рентабельные, не рассчитанные на широкую аудиторию. Нужно привлечь того зрителя, который преобладает. А преобладает падкий на моду, бренд, общественное мнение, лёгкое потребление. Многие сцены спектакля вызывают ощущение, что вот-вот раздастся смех за кадром. Смех в зале раздаётся. Но это единицы. В целом зритель безмолвствует.

Эту статью я вдруг, всё отбросив, стала писать исключительно из-за сидевшего в тёмном зале невидимого и безмолвствующего зрителя. Который не хлопал при итоговом завершающем и никак не завершавшемся танце с бубнами, с песнями, суетой и поклонами. Зритель вежливо промолчал, выбрался в гардероб, не обсуждая увиденное.

Рассеянно молчаливый вышел на улицу. Рассеялся в городе.

Зритель печально подозревал обман, но не мог сформулировать, в чём обман? Ведь так много и долго показывали, так старались. Действительно, очень-очень старались. Из-за чего вдвойне обидно.

Обман в том, что из хороших продуктов (сценография, актёры, музыкальные вставки) можно запросто сделать несъедобную еду. Кулинарам знаком этот неожиданный эффект избыточности, несбалансированности ингредиентов. В спектакле важна ещё и композиция, чтобы прочитывались линии замысла.

Ещё важны характеры героев, с их доминирующими чертами, обосновывающими поступки. Причём, это важно для любого спектакля: и классической постановки, и театра абсурда.

Именно режиссёрская работа вызывает желание критиковать её. Спектакль, несмотря на все попытки откреститься от ответственности за связность, сделан всё же, как классический, как мюзикл, если хотите. Это не абсурд, а совершенно логический расклад. Пострадавший в юности человек сходит с ума, становится убийцей и маньяком, склонным к некрофилии. Путешествует как мизантроп-философ с чемоданом отрубленных рук, обосновывая свою коллекцию тем, что ищет собственную утраченную.

Руки эти в условно-пластико-отвлечённом виде становятся символом спектакля. Однако наше знание, что они по смыслу настоящие руки, делает противными многие невинные сцены, когда актёры то суют мёртвые руки себе в рот, то почёсывают ими головы, то тычут друг другу в лицо.

Спектакль заявлен как чёрный юмор. Но он не смешон. В нём нет ни одной хорошей шутки.

А ведь не надо далеко ходить, всем известен великолепный фольклорный цикл чёрного юмора про Маленького мальчика и другие аналогичные, где исходная кровожадность и неожиданный остроумный поворот создают блестящие образцы:

«Маленький мальчик играл в водолаза…», «Дедушка в поле гранату нашёл…»

Самым циничным и непоследовательным образом в и без того расчленённое тело действия вклиниваются длинные и вдруг по-настоящему серьёзные монологи-диалоги — истинные лозунги или доклады по экологии и толерантности. В эти моменты возникает губительное для создаваемой иллюзии чувство, хуже которого не бывает при оценке произведения искусства, — чувство неловкости за происходящее на сцене, за актёров, где они уже не под защитой спектакля, а один на один перед зрителем со своим неуместным фальшивым выступлением.

Режиссёрское решение создало спектакль, который завис между логикой, выстраивающей интересные связи и подталкивающей искать догадки, и абсурдом, разрывающим любые связи, без надежды понять их, но позволяющим полностью отдаться впечатлениям зрительного ряда. Внезапные перемены в характерах героев ничем не обоснованы.

Главный герой то холодный убийца, то любящий сын, то законченный мерзавец, то хнычущий слабак. Он по-своему вызывает жалость, как пострадавший, но ни на секунду не вызывает страх, как убийца. Он и не страшен, и не смешон. И это не чёрный юмор, так как не получился щекочущий контраст — ключевой приём в искусстве такого рода.

Собственно, режиссёр может сослаться на текст, послуживший поводом к постановке, сказать, что так задумал писатель, но это не снимет с режиссёра ответственности за выбор, сделанный им, и за то, как он донёс до зрителя смысл первоисточника…

Да. Здесь можно уже и остановиться в рассуждениях, иначе статья, задуманная краткой, будет продолжаться, подобно спектаклю, о котором она, и наскучит раньше, чем успеет объяснить удручённому зрителю, как его провели служители искусства, подсунув вместо живого слова мёртвую руку.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>